«Преходящее всюду погружается в глубокое бытие.
Итак, все формы здешнего не только следует принимать ограниченными во времени, но по мере наших сил переводить их в те высшие планы бытия, к которым мы сами причастны. <...>
Не на тот свет, чья тень темнит нашу Землю, а в некий целый мир, в единое целое.
Природа, вещи нашего обихода и потребления случайны и бренны;
но пока мы живем здесь, все они — наше владение, наши друзья, соучастники наших горестей и радостей, какими они уже были для наших предков.
Так, все здешнее не только не следует принижать или перемещать в низший разряд, а как раз именно из-за его временности, которой
оно обладает наравне с нами, все здешние явления и вещи должны быть поняты нашим внутренним разумом и преображены.
Преображены? Да, потому что задача наша — так глубоко, так страстно и с таким страданием принять в себя эту преходящую
бренную землю, чтобы сущность ее в нас "невидимо" снова восстала.
Мы пчелы невидимого».
Рильке, 1925 г.
Итак, все формы здешнего не только следует принимать ограниченными во времени, но по мере наших сил переводить их в те высшие планы бытия, к которым мы сами причастны. <...>
Не на тот свет, чья тень темнит нашу Землю, а в некий целый мир, в единое целое.
Природа, вещи нашего обихода и потребления случайны и бренны;
но пока мы живем здесь, все они — наше владение, наши друзья, соучастники наших горестей и радостей, какими они уже были для наших предков.
Так, все здешнее не только не следует принижать или перемещать в низший разряд, а как раз именно из-за его временности, которой
оно обладает наравне с нами, все здешние явления и вещи должны быть поняты нашим внутренним разумом и преображены.
Преображены? Да, потому что задача наша — так глубоко, так страстно и с таким страданием принять в себя эту преходящую
бренную землю, чтобы сущность ее в нас "невидимо" снова восстала.
Мы пчелы невидимого».
Рильке, 1925 г.