. . .

Понедельник…
день хороший. Чертенок, который отвечает за мои несчастья, сломал ногу, бегая за мной по гипермаркетам Киева. Ангел, который отвечает за мою удачу, кое-как за мной успевает. 
***
Федоровские романсы пошли плохо. Мне нравится Федоров, поющий широко, а стихи Введенского заставляют причитать, спотыкаться. 
У Хлебникова в стихах - вычурная, сложная музыка. Но она есть. 
У Введенского - музыка показывает хвост из хаоса и дурачит, делая вид, что она есть. А ее нет. 
Вот и мелодий как бы и нет. Только хвосты, которые как бы есть. Это щекочет нервы. 
*** 
М. : 
Сижу в столовой рядом с людьми, о которых пишут критические удрученные эссе культурологи и моралисты. Они обсуждают рестораны, употребляют слова “арменины” и “хачи”, обсуждают недавно открывшийся торгово-развлекательный центр и еще какие-то: “А там был? - Да. Самый большой в Восточной Европе. На днях должны туда акулу привезти, чтобы в аквариуме у них плавала” 
С.: 
Я знаю зачем им акула - для феодальных развлечений.
Сами феодалы мне не попадались, зато сколько я видел вассалов и челяди в бесконечных торгово-развлекательных закулисьях! Вот их и будут за непослушание скармливать акулам на майские эти-как-их-там на радость одобрительно галдящей публике. 
Вижу: в заоблочной ложе восседает Сам, на коленях у него ручной хорек, в левой руке - подзорная труба, в правой - вяленая нога тапира, у его ног возлежат сторожевые гепарды, он в парче и мехах, левый глаз его их горного хрусталя, правый  - красный, как у альбиноса, потому что он и есть альбинос. Левое ухо - из слоновой кости, правое ухо - из красного дерева, у него адамантовые, крючковатые, как у пираньи, зубы. Его круглое лицо покрыто сеткой шрамов, плохо скрываемых толстым слоем пудры. Время от времени с него сползает парик, обнажая замысловатую татуировку, реже, - отваливается нос, открывая темноту. У него тонкий голос и толстые пальцы. Ему семьсот лет. С ним референт, куртизанки, бард, шут и глотатели шпаг. 
*** 
Славно грядет мерчендайзер, коллега аргусооубийцы, 
Доблестный муж, отовсюду всегда посылаемый на***. 
Держит в деснице он кофием полный стакан из пластмассы, 
В шуе его шаурма, но ее приобрел он напрасно.

(с) А.П.

1. пути древотоцча, прочерченные в сердце дома. Саломея за швейной машинкой; черный фарфор. клонятся ветви, как теплые крылья луны, усталые бедные крылья, оснеженные лебяже.

2. греют чуткие стены, вставшие тихо вокруг. стены наполнены слухом, и слова в них блуждают, зажмурившись, словно щенки. я раскрываю губы послушно, чтобы одно из слов упало мне в рот с потолка, из светлого озера лампы, упало растерянно, полное нежной тревоги, словно заброшенный ветром в окно мотылек, лоскуток гобелена из дома у восточного края ночи.

3. вещи, наоборот, плотно сомкнули сухие рты, ожидая, пока прикоснусь. будущее накатывает на дом, шепча колыбельно, как волны, а я сижу на пороге в скрипучей хижине своего настоящего времени, и смотрю, и глотаю прохладный сосредоточенный звук.

В день, когда я объявил свою комнату Парижем, в одной из квартир в доме напротив появился Вильгельм.

Он появился ниоткуда.

Может быть, из стены.

Так или иначе, он вылупился из сгустившегося воздуха прямиком на балкон, с которого, как я полагал уже несколько месяцев кряду, видно море и набережную города Евпатории.

Неловко сгорбившись над столом, он внимательно конспектировал карту звездного неба.

За это его нельзя было не любить.

Вильгельм был рыбак и удил синеглазых лещей по ночам в гулких заводях двенадцатого часа, протаскивая их к себе в комнату через круглящиеся в небе проруби четырех нулей, которые на самом деле были ледовитыми океанами, покрытыми сукровичной коркой лунного льда, и Вильгельм жил там на полярной станции и каждое утро делал зарядку и кофе с рыбьим жиром и потом шел кормить отрубями тюленей.

Старое радио у него на шкафу просыпалось сквозь белый шум дня оглушительным, словно тюльпан или зерна граната, фламенко.

От его печали небо хлопало дверями.

(Известковое небо «не-прислоняйся-ко-мне»).

Его печаль шевелила дождевые души стен и окна делала шире.

От нее в квартире быстро стыл чай и оживала и билась принесенная с рынка рыба.

Вильгельма убило сосулькой.

II.

61. Прошло много солнечных и снежных дней.

Циркачи подружились с толстой и доброй прачкой Розалиндой, которая стирала им праздничные ленточки, и зимой воробьям и лошадям было весело есть хлеб под разноцветными развевающимися флажками. По утрам рядом с ними на мостовых играли дети, а вечерами они смотрели, как в ярких стеклах фонарей отражаются огни проезжающих экипажей и свечки домовиков.